ПРОЕКТ
камон, канон: зачем классическим текстам нужны дисклеймеры
В прошлом наборе студентки Школы литературных практик продолжили работать над проектом «Камон, канон!», который предлагает посмотреть на классическую литературу под новым углом. Его соавторки попросили филологов и активисток перечитать канонические тексты и оставить дисклеймеры и комментарии, отсылающие к этическому и историческому контекстам произведений. Мы узнали у участниц и кураторок проекта, как зародилась и развивалась его идея, и почему дисклеймеры помогут освежить русскую классику.
участницы
- Ася ДатноваУчастница проектаСценаристка, писательница. Закончила ВГИК (мастерская Ю.Н. Арабова)
- Даша БлаговаУчастница проектаБыла шеф-редакторкой крупного издания, продюсировала подкасты, руководила радио, писала на социальные темы
- Алина МоисееваУчастница проектаПсихолог, работает в консалтинге. Публиковалась в альманахе «Пашня» и в сборнике «Твист-2»
- Женя НекрасоваКураторка проектаПисательница, кураторка Школы литературных практик
об идее проекта
Ася
Мы хотели посмотреть на литературу с ракурса этики и социологии, а не филологии. Аналог — дисклеймер в кино, который обозначает некоторую границу, указывает на этически спорный момент. Это не про осуждение литературного текста или автора. Скорее, про бережное отношение к людям, и возвращение канону контекста живой жизни. Во всех ее сложных сиюминутных обстоятельствах.
Все начинается со школы, продолжается в институте — почитание великой русской литературы, отношение к ней как к святым мощам. Из-за сакральности канона мы не можем по-настоящему взаимодействовать с ним, наследие становится мертвым грузом вместо питательной среды. Десакрализация, надеюсь, приведет к изменениям практик работы с текстом. Подобно тому, как сепарация в контексте психологии ведет к взрослению и новому принятию, вместо несознательного копирования или борьбы.
Это не только trigger warning. Это и развернутые комментарии от литературоведов, социологов, которые объясняют контекст социальных отношений, актуальных на момент создания текста.
Алина
Мы понимаем, что человек, который смотрит дисклеймеры, уже читал эти тексты и примерно знает, о чем там написано. Мы приглашаем его вступить в такую коммуникацию, посмотреть на текст другими глазами. Дисклеймер — это не жесткие рамки, это калейдоскоп вариантов прочтения текста.
Наш проект, с одной стороны, показывает, как канонические тексты могут восприниматься современным читателем, а с другой — почему писатели использовали именно такой язык, слова, темы в своих произведениях. Составлять дисклеймеры мы пригласили не только активисток, но и филологов и литературоведов. Они дали развернутые комментарии о творчестве писателей и историческом фоне, интересные сами по себе. Например, я не знала, что Лермонтов ориентировался на идеи Готфрида, описывая разные национальности
Женя Некрасова
Благодаря комментариям разных современных экспертов, мы смотрим на классические тексты через различные оптики, но всегда из XXI века. Проект актуализирует классику, разъясняет неясные или кажущиеся неэтичными моменты в текстах, которые могут послужить триггерами.
Даша
Текст с дисклеймерами — это вариант прочтения, оживления, игры. Игры при этом серьезной, смысл которой — перестать считать канон моральным ориентиром для наших текущих решений. Хочется, чтобы к канону относились как к чему-то интересному, но уже давно прошедшему. Хочется, чтобы на современную литературу смотрели как на то, что происходит сейчас и описывает реальность.
Мы хотели посмотреть на литературу с ракурса этики и социологии, а не филологии. Аналог — дисклеймер в кино, который обозначает некоторую границу, указывает на этически спорный момент. Это не про осуждение литературного текста или автора. Скорее, про бережное отношение к людям, и возвращение канону контекста живой жизни. Во всех ее сложных сиюминутных обстоятельствах.
Все начинается со школы, продолжается в институте — почитание великой русской литературы, отношение к ней как к святым мощам. Из-за сакральности канона мы не можем по-настоящему взаимодействовать с ним, наследие становится мертвым грузом вместо питательной среды. Десакрализация, надеюсь, приведет к изменениям практик работы с текстом. Подобно тому, как сепарация в контексте психологии ведет к взрослению и новому принятию, вместо несознательного копирования или борьбы.
Это не только trigger warning. Это и развернутые комментарии от литературоведов, социологов, которые объясняют контекст социальных отношений, актуальных на момент создания текста.
Алина
Мы понимаем, что человек, который смотрит дисклеймеры, уже читал эти тексты и примерно знает, о чем там написано. Мы приглашаем его вступить в такую коммуникацию, посмотреть на текст другими глазами. Дисклеймер — это не жесткие рамки, это калейдоскоп вариантов прочтения текста.
Наш проект, с одной стороны, показывает, как канонические тексты могут восприниматься современным читателем, а с другой — почему писатели использовали именно такой язык, слова, темы в своих произведениях. Составлять дисклеймеры мы пригласили не только активисток, но и филологов и литературоведов. Они дали развернутые комментарии о творчестве писателей и историческом фоне, интересные сами по себе. Например, я не знала, что Лермонтов ориентировался на идеи Готфрида, описывая разные национальности
Женя Некрасова
Благодаря комментариям разных современных экспертов, мы смотрим на классические тексты через различные оптики, но всегда из XXI века. Проект актуализирует классику, разъясняет неясные или кажущиеся неэтичными моменты в текстах, которые могут послужить триггерами.
Даша
Текст с дисклеймерами — это вариант прочтения, оживления, игры. Игры при этом серьезной, смысл которой — перестать считать канон моральным ориентиром для наших текущих решений. Хочется, чтобы к канону относились как к чему-то интересному, но уже давно прошедшему. Хочется, чтобы на современную литературу смотрели как на то, что происходит сейчас и описывает реальность.
о каноне
Ася
Когда студентов учат писать на примерах Бунина и Набокова, это закрепляет идею, что писать надо вот так, стараться допрыгнуть до наших классиков, хотя вы совершенно точно не допрыгнете, и классики уже все написали. Результат — тексты, копирующие стиль классических произведений, литература в диапазоне от школьных сочинений до «секретарской прозы», реплицирование. Как и страна вообще, наша литература (хотя и не вся) стоит с лицом, повернутым назад, в великое прошлое. Хотя все это уже давно не работает — и концептуально, и даже интонационно.
Корпус текстов, вошедших в канон — это тексты, написанные небольшим количеством людей для небольшого количества читателей, определенного социального положения, мировоззрений, преимущественно мужчинами. Библиомаугли как я, женщины плюс-минус моего поколения (говорят, школьники сейчас отвратились от чтения) интроецировали мужской взгляд на любовь, на физиологию, межчеловеческие взаимодействия, на устройство мира как единственный возможный, заверенный институциями. Но это не Holy Bible, да и к ней тоже есть вопросы.
Алина
Надо помнить, что все классические писатели в свое время были новыми. Пушкин крутой, потому что писал не так, как Державин и Ломоносов. Он много вносил в свои произведения из жизни, хотя для нас это не так заметно. В этом смысле в Школе литературных практик есть преемственность традиций: мы тоже опираемся на свой опыт. Просто он у нас другой.
Даша
Произведения, которые сейчас числятся в каноне, писались не для того, чтобы попасть в вечность, а для современной на тот момент аудитории, которая жила в своем контексте. Она смотрела на жизнь не так, как мы сейчас. Например, канонические произведения написаны во времена, когда не было эмансипации. А сейчас эмансипация произошла, как и другие вещи, случившиеся за последние сто лет. Мы это прекрасно понимаем. Но многие люди, даже современные писатели, критики, преподаватели считают, что канон — это нечто незыблемое, что его нельзя трогать, что он лучше современной литературы. Есть люди, кто не понимают, зачем еще что-то писать и тем более читать, если у нас есть Пушкин, Достоевский и Тургенев.
Женя Некрасова
Проект помогает нам посмотреть на канон иначе, содрать вросшие в кожу школьные или университетские очки, перестать относиться к нему как к святыне и осознать, что он нуждается в серьезном пересмотре и расширении: добавлении текстов женщин-авторов, авторов с постколониальной оптикой, зарубежной литературы и просто-напросто русскоязычной актуальной литературы.
Когда студентов учат писать на примерах Бунина и Набокова, это закрепляет идею, что писать надо вот так, стараться допрыгнуть до наших классиков, хотя вы совершенно точно не допрыгнете, и классики уже все написали. Результат — тексты, копирующие стиль классических произведений, литература в диапазоне от школьных сочинений до «секретарской прозы», реплицирование. Как и страна вообще, наша литература (хотя и не вся) стоит с лицом, повернутым назад, в великое прошлое. Хотя все это уже давно не работает — и концептуально, и даже интонационно.
Корпус текстов, вошедших в канон — это тексты, написанные небольшим количеством людей для небольшого количества читателей, определенного социального положения, мировоззрений, преимущественно мужчинами. Библиомаугли как я, женщины плюс-минус моего поколения (говорят, школьники сейчас отвратились от чтения) интроецировали мужской взгляд на любовь, на физиологию, межчеловеческие взаимодействия, на устройство мира как единственный возможный, заверенный институциями. Но это не Holy Bible, да и к ней тоже есть вопросы.
Алина
Надо помнить, что все классические писатели в свое время были новыми. Пушкин крутой, потому что писал не так, как Державин и Ломоносов. Он много вносил в свои произведения из жизни, хотя для нас это не так заметно. В этом смысле в Школе литературных практик есть преемственность традиций: мы тоже опираемся на свой опыт. Просто он у нас другой.
Даша
Произведения, которые сейчас числятся в каноне, писались не для того, чтобы попасть в вечность, а для современной на тот момент аудитории, которая жила в своем контексте. Она смотрела на жизнь не так, как мы сейчас. Например, канонические произведения написаны во времена, когда не было эмансипации. А сейчас эмансипация произошла, как и другие вещи, случившиеся за последние сто лет. Мы это прекрасно понимаем. Но многие люди, даже современные писатели, критики, преподаватели считают, что канон — это нечто незыблемое, что его нельзя трогать, что он лучше современной литературы. Есть люди, кто не понимают, зачем еще что-то писать и тем более читать, если у нас есть Пушкин, Достоевский и Тургенев.
Женя Некрасова
Проект помогает нам посмотреть на канон иначе, содрать вросшие в кожу школьные или университетские очки, перестать относиться к нему как к святыне и осознать, что он нуждается в серьезном пересмотре и расширении: добавлении текстов женщин-авторов, авторов с постколониальной оптикой, зарубежной литературы и просто-напросто русскоязычной актуальной литературы.
о работе над проектом
Ася
Мы долго выбирали аудиторию проекта. Изначально ориентировались на школьников. Школьники плохо взаимодействуют с канонической литературой. Со времен написания этих текстов изменилась и лексика, и обстоятельства, а потому они зачастую кажутся скучными и непонятными, не имеющими отношения к жизни. Сказывается и догматическая традиция советского преподавания. Но мы понимаем, что зайти к этой аудитории сейчас не получится, потому что там плотно сидит государство. Мы решили для начала выйти на аудиторию, которая и так интересуется новой оптикой.
Это еще и поиск своих. Только начало разговора, который, как мы надеемся, постепенно приведет к трансформации. Если посмотреть на последние дискуссии в литературной среде, то, например, использование фем-оптики в аналитических статьях вызывает отторжение. Вместо того, чтобы развернуть вежливую дискуссию, люди переводят разговор в неакадемическую плоскость.
Даша
Наша задача — освежить канон, рассказать, что читать канонические произведения можно из другой, более современной оптики. Поэтому мы решили, что пригласить комментировать тексты можно активисток, которые в своей нелитературной работе сталкиваются с влиянием канона.
Есть в Дубровском фрагмент о женской доле. О том, как женщина, молодая мать должна проводить свое время. Я не мать, но долго работала в социальной журналистике и знаю про проблемы, с которыми они сталкиваются, но не хочу апроприировать себе тему, если не переживала этот опыт. Поэтому подумала, что было бы классно попросить женщин, которые занимаются проблемами материнства и дискриминацией матерей. Тогда я взяла на пробу пару комментариев у Ксении Красильниковой, авторки книги о постродовой депрессии «Не просто устала», которая занимается проектом «Бережно к себе» о ментальном здоровье матерей.
Я также брала комментарий у журналистки, авторки канала об инвалидности и феминизме «Шарите» Анны Лалетиной. Я дала ей фрагмент из «Героя нашего времени», где персонаж высказывается о людях с ампутацией. С нашей точки зрения это — эйблизм.
Я думала, что активистки, которым я напишу, ответят, что всем понятно, что это канон и писался давно, а сейчас все изменилось. Но все, кому я рассказала про проект, очень живо отреагировали, их тоже бесила эта проблема. Их дети продолжают читать классику в школах как что-то святое, ориентироваться на эти произведения как на идеал.
Алина
Мы читали тексты сами и просили прочитать их тех, у кого эта оптика развита лучше, чем у нас. Это обращение к активисткам было обосновано: на те моменты, которые мы пропускали, они обращали особое внимание. Для меня это интересное наблюдение — понимать, что есть люди, которые читают текст вот так. Не для того, чтобы всегда писать мягко и нежно. Я считаю, что писатель может писать что угодно, если он понимает, для чего это делает, и понимает, что есть люди, для которых это может быть обидно. Но если для каких-то художественных целей это нужно, значит, писатель так пишет. Но с другой стороны важно понимать, как этот текст воспринимается. Эта читательская оптика должна быть внутри тебя. Странно писать или читать тексты, не зная и не задумываясь об изменениях, которые происходят в обществе.
Мы долго выбирали аудиторию проекта. Изначально ориентировались на школьников. Школьники плохо взаимодействуют с канонической литературой. Со времен написания этих текстов изменилась и лексика, и обстоятельства, а потому они зачастую кажутся скучными и непонятными, не имеющими отношения к жизни. Сказывается и догматическая традиция советского преподавания. Но мы понимаем, что зайти к этой аудитории сейчас не получится, потому что там плотно сидит государство. Мы решили для начала выйти на аудиторию, которая и так интересуется новой оптикой.
Это еще и поиск своих. Только начало разговора, который, как мы надеемся, постепенно приведет к трансформации. Если посмотреть на последние дискуссии в литературной среде, то, например, использование фем-оптики в аналитических статьях вызывает отторжение. Вместо того, чтобы развернуть вежливую дискуссию, люди переводят разговор в неакадемическую плоскость.
Даша
Наша задача — освежить канон, рассказать, что читать канонические произведения можно из другой, более современной оптики. Поэтому мы решили, что пригласить комментировать тексты можно активисток, которые в своей нелитературной работе сталкиваются с влиянием канона.
Есть в Дубровском фрагмент о женской доле. О том, как женщина, молодая мать должна проводить свое время. Я не мать, но долго работала в социальной журналистике и знаю про проблемы, с которыми они сталкиваются, но не хочу апроприировать себе тему, если не переживала этот опыт. Поэтому подумала, что было бы классно попросить женщин, которые занимаются проблемами материнства и дискриминацией матерей. Тогда я взяла на пробу пару комментариев у Ксении Красильниковой, авторки книги о постродовой депрессии «Не просто устала», которая занимается проектом «Бережно к себе» о ментальном здоровье матерей.
Я также брала комментарий у журналистки, авторки канала об инвалидности и феминизме «Шарите» Анны Лалетиной. Я дала ей фрагмент из «Героя нашего времени», где персонаж высказывается о людях с ампутацией. С нашей точки зрения это — эйблизм.
Я думала, что активистки, которым я напишу, ответят, что всем понятно, что это канон и писался давно, а сейчас все изменилось. Но все, кому я рассказала про проект, очень живо отреагировали, их тоже бесила эта проблема. Их дети продолжают читать классику в школах как что-то святое, ориентироваться на эти произведения как на идеал.
Алина
Мы читали тексты сами и просили прочитать их тех, у кого эта оптика развита лучше, чем у нас. Это обращение к активисткам было обосновано: на те моменты, которые мы пропускали, они обращали особое внимание. Для меня это интересное наблюдение — понимать, что есть люди, которые читают текст вот так. Не для того, чтобы всегда писать мягко и нежно. Я считаю, что писатель может писать что угодно, если он понимает, для чего это делает, и понимает, что есть люди, для которых это может быть обидно. Но если для каких-то художественных целей это нужно, значит, писатель так пишет. Но с другой стороны важно понимать, как этот текст воспринимается. Эта читательская оптика должна быть внутри тебя. Странно писать или читать тексты, не зная и не задумываясь об изменениях, которые происходят в обществе.
женя некрасова:
«мы закончили этап концептуализации и только начали работу с контентом. перечитывать классику интересно, перечитывать ее глазами и сердцем читателя XXI века — еще интереснее».
«мы закончили этап концептуализации и только начали работу с контентом. перечитывать классику интересно, перечитывать ее глазами и сердцем читателя XXI века — еще интереснее».
о будущем проекта
Алина
У меня нет иллюзий, что мы изменим канон. В своем современном виде канон просуществует довольно долго. Но проект поднимет дискуссию, люди прочитают эти тексты, начнется живое взаимодействие. Содержание этого взаимодействия интересное — кто и как отреагирует, что скажет. Провокативный элемент поможет людям высказаться. Люди перестанут быть безразличными к классическим текстам.
Я бы хотела, чтобы мы выпустили хотя бы одну книгу с дисклеймерами. Хочется услышать разные мнения. Хочется, чтобы люди смогли послушать друг друга, вести диалог, который даст новые знания по поводу чего угодно: классических текстов, канона как он есть, и почему он таким получился, как вообще можно читать эти книжки по-другому. То есть любые разговоры, которые добавляют информации, понимания. Этот проект — приглашение к разговору. Мне кажется важным говорить открыто о том, что тебя волнует. Такой тренд к пониманию, а не сокрытию, агрессии и отторжению чужих мнений. Мне очень интересны разные мнения.
Даша
Если проект дойдет до школьников, будет круто, ведь они увидят еще одну точку зрения, потому что далеко не всякая учительница уделит этому внимание. Тем более, что тема канона школьников тоже волнует. Я сама встречаю интересные ролики в TikTok, где школьники анализируют мораль канонических произведений и спорят с ней.
Мне бы хотелось, чтобы проект привлек очень разных людей. Хотелось бы, чтобы это дошло до подростков. Хочется, чтобы больше людей говорили о нем. Даже если будут негативные реакции, это хорошо, потому что мы за разные мнения. Единственное, хотелось бы, чтобы люди сначала немного почитали о проекте, в чем его идея. Многим кажется, что мы просто недовольны Пушкиным и хотим его запретить. Но было бы круто, чтобы в комментариях оказался человек, который чуть больше понял про наш проект и начал продуктивную дискуссию.
Женя Некрасова
Надеюсь, что проект получится, что нам хватит ресурса, что получится привлечь волонтеров для работы с контентом, разных специалистов для комментирования и технических партнеров. А, главное, надеюсь, что проект запустит крайне необходимую для русской литературы дискуссию о каноне.
У меня нет иллюзий, что мы изменим канон. В своем современном виде канон просуществует довольно долго. Но проект поднимет дискуссию, люди прочитают эти тексты, начнется живое взаимодействие. Содержание этого взаимодействия интересное — кто и как отреагирует, что скажет. Провокативный элемент поможет людям высказаться. Люди перестанут быть безразличными к классическим текстам.
Я бы хотела, чтобы мы выпустили хотя бы одну книгу с дисклеймерами. Хочется услышать разные мнения. Хочется, чтобы люди смогли послушать друг друга, вести диалог, который даст новые знания по поводу чего угодно: классических текстов, канона как он есть, и почему он таким получился, как вообще можно читать эти книжки по-другому. То есть любые разговоры, которые добавляют информации, понимания. Этот проект — приглашение к разговору. Мне кажется важным говорить открыто о том, что тебя волнует. Такой тренд к пониманию, а не сокрытию, агрессии и отторжению чужих мнений. Мне очень интересны разные мнения.
Даша
Если проект дойдет до школьников, будет круто, ведь они увидят еще одну точку зрения, потому что далеко не всякая учительница уделит этому внимание. Тем более, что тема канона школьников тоже волнует. Я сама встречаю интересные ролики в TikTok, где школьники анализируют мораль канонических произведений и спорят с ней.
Мне бы хотелось, чтобы проект привлек очень разных людей. Хотелось бы, чтобы это дошло до подростков. Хочется, чтобы больше людей говорили о нем. Даже если будут негативные реакции, это хорошо, потому что мы за разные мнения. Единственное, хотелось бы, чтобы люди сначала немного почитали о проекте, в чем его идея. Многим кажется, что мы просто недовольны Пушкиным и хотим его запретить. Но было бы круто, чтобы в комментариях оказался человек, который чуть больше понял про наш проект и начал продуктивную дискуссию.
Женя Некрасова
Надеюсь, что проект получится, что нам хватит ресурса, что получится привлечь волонтеров для работы с контентом, разных специалистов для комментирования и технических партнеров. А, главное, надеюсь, что проект запустит крайне необходимую для русской литературы дискуссию о каноне.
Интервью провела Анна Кузнецова.
